Нимб: Ричард Онианс. На коленях богов

Нимб 

                [лат. nimbus] - изображение сияния вокруг головы богов как символ энергии, силы в древности; изображение сияния вокруг головы Бога, ангелов, святых в средневековом (христианском и буддийском) искусстве как символ святости, божественности. Значения лат. nimbus: 1) облако, туман; дождевая туча; 2) ветер, буря, ураган; 3) внезапное бедствие, несчастье; 4)нимб [сосуд с множеством отверстий для опрыскивания благовониями]; 5)множество, масса, туча; 6) нимб, ореол.

                                                                              Ричард Онианс

                  Онианс Р. На коленях богов. М.: "Прогресс-Традиция", 1999, с. 163-165, 152-162.

Долгое время продержалась сформулированная Стефани гипотеза, что так [изображение расходящихся вокруг головы лучей света, т.е. короны с лучами] изображался исходящий от божества свет — порождение светоносного эфира. Иногда лучи связаны с солнцем или звездами, ср. Verg. Аеn. XII 162 слл.:

...Едет могучий Латин, и венец на челе его блещет

Яркий, о дважды шести лучах золоченых, - отличье

Внуков Солнца...

Однако не получил достаточного признания тот факт, что эти лучи изображают не просто свет, но огонь, энергию, силу, и не ставился вопрос, почему именно голова, а не все тело окружено таким сиянием (в ранней греческой традиции сияющая красота исходит от всего тела божества, ср. Hom. Hymn. Cer. 188 сл. Hymn Ven. 173 cл.). Вряд ли достаточны ссылки на особенности изобразительного искусства или на принцип «часть вместо целого». Главной причиной, несомненно, было то, что именно голова вмещала жизнь-душу, божественную часть человека (поэтому, как мы видели, голову приходилось иногда закрывать, закутывать). Сияние исходило от гения. Невозможно определить, к какому веку восходит легенда о пламени вокруг головы Сервия Туллия. У греков корона с лучами зафиксирована не позднее III в. до н.э. Не подтверждено, что римляне первыми использовали этот способ изображения сияния, но у них, как мы видели, были свои причины верить, что заключенная в голове сила проявляется в виде пламени, и они с отдаленнейших времен при совершении брака закутывали голову вуалью огненного цвета. Юлию Цезарю, посмертно отождествленному с «косматой звездой», римляне еще при жизни предлагали «корону с лучами» (соrona radiata, Flor. Epit. 2, 91) как знак не царской власти, но божественности (Dio Cass. XLIV 6, Lucan VII 457 cл. Флор сообщает, что эмблемы царской власти преподносились Цезарю позднее). «Твое лицо сияет народу»,— польстил Гораций Августу (Саrm. IV 5, 6); так же сияет, если верить Сенеке, лицо Нерона (Арос. 4). Этот император и его преемники изображались с окруженной лучами головой. В Панегирике Траяну Плиний восклицает: «Ему уже уготована сияющая голова и центральное седалище среди богов, из золота или слоновой кости» (Раneg. 52).

164
Чтобы придать своей голове сияние, император Галлиен закреплял в прическе лучи и опрыскивал волосы золотой пылью (Trebell. Vit. Gallien. 16). Несколько позднее очередной хвалитель уверяет императора, что «свет окружает его божественную голову ярким кругом». (Mamert. Paneg. Maximin. 3). В соответствии с представлением о заключенной в голове божественной силе, гении, который испускает сияние, и с приведенными выше рассуждениями о numen и сарita deorum, мы обнаруживаем, например, на фресках Помпеи и Геркуланума изображения высших божеств (в том числе тех, кто не имел никакого отношения к огню или светилам) с нимбом или лучами вокруг головы; в литературе упоминаются позолоченные лики богов: «Из золота делаешь священные лики» Реrs. II 55 cл.; ср. Juv. XIII 151 cл.; Аеn. I 710, V 647 cл. и Suet. Aug. 79, возможно, сюда же относятся языки пламени на голове вакханок (Eur. Bacch. 757 cл.)). Когда Венера обнаруживает свою божественность, ее «розовый затылок испускает сияние» :, Verg. Aen. I 402); «розовый затылок» присущ и Паркам (Cat. LXIV 309; ср. Lucr. V 610, 976).

      Сервий сообщает, что нимб окружает головы богов и полководцев «как бы ясным облаком» (Аеn. III 587). Возможно, поэтому обнаруживаются золотые изображения головы императора, а также поэта Лукана (Stat. Silv. II 7, 129 слл.). В другом месте Серций говорит: «Существует блестящий свет, который окружает головы богов и даже изображается на картинах» (Аеn. II 616, см. IX 111). Отсюда и из родственного иудейского представления возникает христианский обычай изображения нимба у Бога, ангелов и святых (ср. 2 Кор. 3, 7 и 18; 4, 6).

      Здесь же, вероятно, мы найдем и объяснение обычая покрывать красной краской лицо статуи Юпитера и победоносного полководца (Plin. NН XXXIII 7, 111 cл.; Serv. Ecl. Х 27). Триумфатор облекался в одеяние бога и становился его ипостасью, ср. Juv. XI 194 cл., Х 36 cл. — это дает дополнительное значение двум текстам Горация (Саrm. IV 2, 49 слл. и Ерist. I 17, 33 cл.). У Марциала триумфатор Домициан «изливает от лица пурпур» (VIII 65), и народ приветствует бога (Сенека очень похоже описывает лицо Гектора (Тrо. 448)). Среди богов в огненных сферах (igneae arces) Гораций помещает Августа с блистающим пурпуром лицом, (purpureo ore Саrm. III 3,10 cл.; вряд ли ore здесь «губы», ср. IV 5, 5-7, 32-35). Красной краской также окрашивались древние изображения богов (Рlut;. Моr. 287 d (Аеt. Rom. 98.); ср. Verg. Есl. 27).
 

* * *

15

      Голову «обжигало» не только стыдом, но и гневом и иными эмоциями. Сознательное «Я» — animus и его органы, находящиеся в груди, имеют отноше-
ние к обычному гневу, но если человек впадет в неистовство, это состояние очевидно отражается на голове. Голова пылает, глаза сверкают, иногда встают дыбом волосы. Позднее подобного рода исступление лечили кровопусканием из головы (ср. Рetron. 90). Именно поэтому у Плавта в ответ на слова сводника «горит мое сердце» обманувший его раб спешит предложить ему кружку, «чтобы пламя не перекинулось на голову» (Реrs. 801 cл.). Когда пламя охватывало душу-жизнь, человек «выходил из себя». Юноша, обезумев от любви и тревоги, восклицает: «Любовь раздула пожар в моей груди и в моем сердце. Если б не мешали этому слезы в моих глазах, голова бы уже тоже загорелась» (Меrс. 590 cл.). От гнева пылает мозг (Plaut. Poen. 770; ср. Caldicerebrius, «с прохладным мозгом», т.е. «хладнокровный», Реtron. 45, 58). Этими представлениями

154
объясняются странные стихи «Энеиды»: Турн рвется в бой, «его побуждают фурии, и со всего лица горящего юноши сыплют искры, его яростные глаза излучают пламя» (XII 101 cл; а в седьмой песне еще яростней пылает Химера на его голове (787 cл.).

      В безумии и кратковременном исступлении, приступе ярости (см. «кратко неистовство гнева», Ноr. Epist. I 2, 62), когда голова «воспламеняется», обычное рациональное сознание, сосредоточенное в груди, утрачивает контроль (ср. «выйти из себя»). Человек словно «одержим» каким-то иным духом, могущественным и не имеющим отношения к нормальному сознанию, духом, сосредоточенным в голове, в мозгу — т.е. гением. Поэтому при описании безумия не только упоминается голова (ср. Ноr. Serm. II 3,128 слл., Роеt. 300), но и используются термины cerebrum, cerebrosus. «Одержимого» называли cerritus или cerebrosus. Эти два слова так же невозможно отделить друг от друга, как cerebrosus от cerebrum или cerritus от cerus (синоним genius). На табличке из Агноны эпитет kerrios относится к порождающим силам.

155
      [...] Есть и другие контексты, которые теперь поддаются лучшему истолкованию. Они подтверждают предложенную интерпретацию головы как вместилища вещества жизни, семени, представление о cerebrum, т.е. мозге или мозговой жидкости как источнике порождающей силы (сеrео, сrео), вместилище порождающей силы (сеrus=genius), и о безумии, означающем горение или взрыв этой жидкости. Плавт говорит «любить костным мозгом» (medullitus amare, Most. 243), т.е. любовь охватывает не только грудь, органы обыденного сознания, но и центр самой жизни. Любовь, подобная буре, бушует не только в

156
груди (Моst. 142 cл.), но и внутри костей (Fr. dub. I Lindsay). О половом возбуждении, furor любви, Катулл говорит: «Неистовое пламя жжет мои medullas» (С 7), в других случаях «огонь поедает внутренние medullas» (XXXV 15), «огонь пылает в мягких medullis» (ХLIII (ХLV) 16) и т.д. Вергилий в «Георгиках» отмечает, что и люди, и животные, и птицы «впадают в огонь и безумие: любовь у всех одинакова» (III 242). У Вергилия любовный пламень в костях преимущественно выражается в неистовстве. Мирный олень превращается в воителя, и человек, когда в его костях плавится мозг, впадает в безумие (Georg. III 258 cл., 266 cл.; а также Аеn. VIII 388 слл., I 659, IV 66 слл.).

[..]    Мы уже говорили, что голову покрывали скорее всего из уважения к обитавшему в ней гению. Отсюда возник и брачный ритуал, в котором вуаль играет столь важную роль, сравни связанные с вуалью термины, обозначающие брак, и термины nubere («закутываться покрывалом», т.е. «выходить замуж»), соnubium. Вуаль была огненного цвета и называлась flammeum (Cat. LXI 114 cл.):

157

этот оттенок выбран не для того, чтобы скрыть краску стыда, как часто предполагалось, а скорее для того, чтобы вызвать соответствующее состояние порождающей души. Этой же цели служил и факел невесты (посвященный Церере, см. Fest:.77, 21; Serv. Есl. VIII 29).

По представлениям древних германцев, сознательное «Я» также размещалось в груди, а душа, переживающая смерть, — в голове. Этим мы можем объяснить зафиксированный в «Беовульфе» и сагах обычай заворачивать голову умершего . Вероятно, мы вправе предположить, что и германские народы приписывали голове и жизни-душе особую роль в порождении. [..]  Огонь в голове или вокруг вызывается гением; древние германцы верили в появление души в виде пламени. В сагах пламя появлялось на могилах. Слово Вruni означает «горение, жара, сжигающая страсть, похоть», а brundr — «семя». Этим же объясняется использование слова spunk в английском в значении «семя» (первое значение «искра»).

158

        По сообщению Бранда, во многих областях Уэльса до недавнего времени сохранялось поверье, что незадолго до смерти из тела человека выходит язычок пламени, похожий на огонек свечи, и он же предшествует телу на пути к могиле. Этот же огонек появляется в утробе матери перед рождением ребенка. Очевидно, изначально в этом виде сознавалась новая душа. Кельты размещали душу в голове. Представление об уходящем в могилу огоньке зафиксировано также на острове Мэн, и у кельтов мы найдем еще более замечательные следы концепции, некогда господствовавшей у римлян. На гельском слово eanchainn (мозг), использовалось также для обозначения дерзости и отваги, производное прилагательное eanchainneach означало «дерзкий, бесстыдный». Верой в силу мозга объясняется обычай ирландцев вынимать из головы павшего героя мозг и, смешав его с землей, превращать в метательное оружие (tathlun). В «Похищении Быка из Куальнге» мы находим поразительное описание Кухулина в приступе ярости, близко напоминающее изображение Турна у Вергилия. В такую минуту волосы подымались дыбом у него на голове, и «можно было поклясться, что на кончике каждого волоса горит искра огня» («Похищение Быка из Куальнге» с. 48 cл. Dunn). айлиль предупреждает, что никто не пробьется и не пройдет мимо Кухулина: «Ты не пройдешь мимо него силой теперь, когда поднялось пламя его доблести». Когда в Кухулине поднималось героическое пламя, «его ноги поворачивались вспять к нему и ягодицы оказывались перед ним, а икры перемещались на лодыжки» и т.д. Тело менялось до неузнаваемости, словно им овладевал иной дух. Обычное сознание уже не контролирует героя, «он не признает ни друга, ни врага» («Похищение Быка из Куальнге», с. 144 Dunn). Далее «героическое пламя» описывается подробнее. «Были видны... искры раскаленного красного пламени, сверкающие и сияющие облачным сиянием над его головой с кипением поистине дикой ярости, поднимавшейся над ним. Волосы торчали над головой, словно ветви красного терновника торчащие в щели большой изгороди... Героический свет выходил из его лба, длинный и плотный, как оселок, по длине равный его носу, а он, впав в безумие, хватал щиты, сбивал возничих, истреблял врагов» («Похищение Быка из Куальнге», с. 191 Dunn). Гомеровское описание пламени вокруг головы Ахилла (Il. XVIII 207 cл.) может быть рудиментом того же представления (ср. Od. XVIII 353).
 

159
Среди данных, подтверждающих связь порождающей силы с огнем, следует упомянуть и легенду, согласно которой Сервий Туллий был зачат языком пламени, изошедшим из очага. По словам Плиния, таким способом Сервия зачал домашний Лар (NН XXXVI 27, 204), культ которого был связан с очагом, Овидий же называет отцом Сервия бога огня Вулкана (Fast. VI 631). Цецилий, легендарный основатель Пренесте, родился от искры, выпавшей из очага (Serv. Аеn. VII 678). Поскольку мы интерпретируем огонь в голове или костном мозге как проявление деятельности гения, мы можем понять, почему пламя вокруг головы служит знамением великого будущего (например, Plin NН. II 37, 101): так, голова Сальвидиена Руфа запылала прежде, чем он достиг величия (Dio Cass. ХLVШ 33), и Сервий Туллий, сын рабыни, был еще мальчиком отмечен с помощью чуда, произошедшего во время его сна, когда, по представлениям греков, действует не сознательное «Я» в груди, но душа-жизнь, заключенная в голове: «его голова запылала на глазах многих людей», встревожившись, они принесли воду, чтобы загасить огонь, но царица посоветовала им не трогать огонь, «который угас с исчезновением сна». Позднее, в час беды, царица взывает: «Пусть ныне тебя побудит тот небесный огонь!» (Liv. I 39 и 41).
 

    С прослеженными выше идеями мы можем соотнести убеждение персов, что вокруг головы царя или великого человека разливается «свет» или «слава» (hvareno). Цицерон связывает с пламенем вокруг головы Сервия его необычайную мудрость в речах и поступках: «не скрылась искра дарования , которая просияла уже в мальчике» (Rер. II 21, 37).
 

    Вероятно, на такого рода «всплеск» гения и неистовство (furor. ср. Сic. Div. I 37,80) поэта намекает Энний, приветствуя самого себя: «Здравствуй, Энний-поэт, ты, который смертным даруешь пламенные стихи medullitus» (Sat. III 1). Вероятно, талантливый человек назывался capitalis (например, Оvid. Fast. III 839; Cic. Q. Fr. П 11, 4) в силу связи головы с гением.

160
Со стихами Энния можно сопоставить изображение Ариадны, которая при виде Тесея «всем телом схватила пламя и запылала внутренними medullis» (Саt. LVIX 93 cл.). Когда Тесей покидает девушку, она, «пылая слепой яростью», возносит молитвы «ех ехtremis medullis» (196 слл.; в обоих случаях Катулл сразу же переходит к описанию также затронутых органов груди).

      В III веке до н.э., когда Марций воззвал к воинам, «из его головы, к ужасу стоявших рядом солдат, неприметно для него самого заструилось пламя» (Liv. XXV 39, 16; Рlin. NH II 107, 241, Val. Мах. I 6,2). Сияние исходило и от лица Моисея. Евн-сириец, симулировавший пророческий дар; выдыхал пламя из уст (Diod. Sic. XXXIV, 2 Fr.).
 

161
      [..]  По словам Плутарха, предсказатель предупреждал Антония, что счастье Октавиана затмевает его счастье, его даймон (=гений) боится гения Октавиана — и в самом деле, Антоний проигрывал Октавиану в любом состязании, даже при жеребьевке (Ant. 33). Следовательно, гений одного человека вовсе не равен гению другого (ср. обсуждавшееся выше представление о душе как о тени в сочетании с уверенностью, что человек достигнет величия только если «его тень сидит глубоко»). Более того, к иным людям их гении относились благосклонно, а к другим враждебно. Существовало большое различие между человеком с мощным и благоволящим ему гением и тем, чей гений слаб или враждебен. Пламя, сиявшее вокруг головы Сервия Туллия, предвещало будущее величие. Вергилий использует тот же образ: в час гибели Трои на глазах Анхиза и Энея над головой мальчика Юла вокруг его висков просиял огонь, волосы запылали, и покуда прочие призывали погасить «священное пламя» с помощью воды, Анхиз произнес молитву Юпитеру, прося подтвердить знамение, — ответом ему был гром и звезда, павшая на гору Иду (Аеn. II 680 слл.).
 

      Поскольку римляне верили, что гений, сохраняющаяся после смерти душа, проявляет себя пламенем, исходящим из головы, им было нетрудно поверить и в то, что «волосатая звезда», т.е. комета, появившаяся во время торжеств, справлявшихся вскоре после гибели Цезаря, была его душой, принятой в число

162
numina бессмертных богов (Рlin. II 25, 93 cл.; Suet. Iul. 88; Verg. Ecl. IX 47 с комментарием Сервия; Ovid. Met. XV 749 слл.; Dio Cass. XLV 7. Этим кругом представлений объясняется поверье, что появление кометы сулит перемену правления, см. Lucan I 529; Тас. Аnn. XIV 22; Suet. Ner. 36). У Плиния Август говорит: «По этой причине к изображению его головы, которое мы вскоре освятили на форуме, была добавлена звезда» (NН II 25, 93 слл.). Чем больше энергия, потенциал души, тем ярче огонь (ср. Ноr. Carm. I 12, 46 слл.).

      В той же главке Плиний сообщает, что Август полагал, будто появление этой звезды предвещает счастье ему самому, и носил изображение звезды на шлеме. Вергилий воспевает Августа, вступающего в битву при Акции: «Его виски изрыгали двойное пламя, и на голове появилась отцовская звезда» (Аеn. VIII 680 ел. и комментарий Сервия).
 

      Планета или звезда сама по себе была «головой» или «лицом» (оз засгит, Аеn. VIII 591, Georg. IV 232). Плиний говорит: «как полагает толпа, каждому из нас назначена звезда: богатым яркая, бедным поменьше, больным темная» (NН II 8, 28).
 

      В конце «Метаморфоз», как раз перед молитвой поэта о том, чтобы «голова Августа» не спешила удалиться на небо, Венера жалуется на убийц Цезаря: «Обманом была вознесена сарut» (XV 766) — и уносит из тела Цезаря его anima. «Несет ее и чувствует, что она воспламенилась и горит, и роняет ее из-за пазухи. Та полетела выше Луны, влача по обширному пространству огненосную прядь» (XV 847-850).
 

      Представление о том, что душа умершего императора поднимается на небо в виде звезды, соответствует народным поверьям, согласно которым мощь гения обнаруживает себя пламенем, и стоической доктрине, согласно которой души после смерти поднимаются на небеса в виде пламени. О людях и животных Вергилий говорит: «У них в семенах огненная сила и небесное происхождение» (Аеn. VI 730 cл.), а Гораций верит, что гений (он же в другом месте natalis) «правит natale astrum» (звездой, полученной при рождении). Итак, стоицизм и астрология слились с исконными римскими верованиями.