ru.wikipedia.org

Юнкер (помещик) — Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Юнкер.

Ю́нкеры (нем. Junker) — термин, закрепившийся в XIX веке за дворянами-землевладельцами в Заэльбье.

Возникновение социальной группы, которую впоследствии стали называть юнкерами, связано с немецкой экспансией на восток в XII веке. Многие из поселенцев, получавших земли за военную службу, были младшими сыновьями из дворянских семей (ср.-в.-нем. juncherre — «молодой господин»). Правители стремились поселить как можно больше боеспособных жителей на территориях, которым угрожали западнославянские племена. Выделяемые ими поместья зачастую были небольшими: владения половины семей ограничивались одной или несколькими деревнями[1].

К XVI веку дворяне стали доминирующей силой в Заэльбье. Ослабление центральной власти позволило им расширить свои владения и усилить контроль над местным населением[2]. После конфискации церковного имущества во время Реформации в их руках оказались лучшие земли. Политическое влияние городов ослабло, и бюргеры больше не могли оставаться монополистами в торговле. Это позволило помещикам в полной мере извлекать выгоду от экспорта в Западную Европу, где был высокий спрос на зерно, древесину, шерсть, пеньку, лён и шкуры. В 1620 году местной знати принадлежало примерно две трети всей земли в Бранденбурге[3].

К XVII веку в регионе стала преобладать система поместного хозяйства (Gutsherrschaft[нем.]), при которой землевладельцы преимущественно жили не за счёт ренты, как в других, более заселённых регионах Германии, а посредством барщинного труда крестьян[4][3]. В Бранденбурге повинность составляла три дня в неделю, в Померании преобладало крепостничество с 5-7 днями принудительного труда в неделю. К концу XVIII века размер барщины для большинства крестьян Восточной Пруссии был менее одного дня в неделю[5]. Для выхода крепостной должен был найти нового поселенца на замену себе и уплатить выкуп. Крестьянские дети подросткового возраста обязывались служить[нем.] в доме господина до своего вступления в брак[6].

В своих владениях помещики пользовались монополией на мельничное право и пивоварение[6]. Получая свой надел, крестьянин приносил господину клятву верности, подобную той, что вассал давал своему сеньору. Когда имение переходило к другому владельцу, все подданные приводились к присяге. В своих владениях помещики обладали судебной властью (Gerichtsherrschaft[нем.]) и определяли правила общественной жизни: своими постановлениями они могли запрещать музыку и азартные игры в тавернах, вводить штрафы за внебрачные отношения, обязывать крестьян присутствовать на церковной службе. За соблюдение порядка отвечал один из жителей деревни, назначенный помещиком на должность шульца. Вотчинные суды могли подвергать крестьян телесным наказаниям и тюремному заключению. Помещики стремились избегать расходов на расследование дел, в которых они не были потерпевшей стороной, и зачастую они позволяли преступникам избегать наказания[2].

Состояние крупнейших землевладельцев Заэльбья было скромным в сравнении с другими дворянами Центральной Европы: богатейшему в Бранденбурге роду Арнимов принадлежало около сотни хозяйств, в то время как в Богемии было 16 семей, имевших более 2 тысяч хозяйств[5].

Убыль населения в Священной Римской империи в результате Тридцатилетней войны.

Тридцатилетняя война значительно сократила население Бранденбурга и Померании, в то время как Восточная Пруссия серьёзно пострадала от северной войны 1655—1660 годов и эпидемии чумы 1708—1712 годов. Регион надолго погрузился в упадок, выход из которого осложнялся налогами, взимаемыми на поддержание постоянной армии, и низкими ценами на зерно[5]. Доходы помещиков упали втрое[3]. Недостаток рабочей силы усилил позицию крестьян во взаимоотношениях с господами, соглашавшимися на временное освобождение от налоговых и арендных платежей. В это же время распространяется близкая к крепостничеству форма условного землевладения (Laß[нем.]), предусматривающая исполнение трудовых и денежных повинностей за пользование наделом. Помещик при этом брал на себя расходы, связанные с ведением хозяйства, такие как приобретение инвентаря и строительство зданий. Соответствующее имущество оставалось в его собственности. Привязывая крестьянина к земле, хозяин гарантировал себе получение прибыли в условиях дефицита рабочей силы[6]. В XVII—XVIII века центральная власть приняла ряд мер, направленных на соблюдение государственных законов вотчинными судами, и крестьяне стали чаще вступать в тяжбы с господами[5][1].

Непрочная материальная база и закредитованность местного дворянства оборачивались тем, что череда плохих урожаев приводила к банкротству наименее обеспеченных помещиков. Послевоенное восстановление характеризовалось распространением наёмного труда и стремлением помещиков к консолидации земельных владений. Тем не менее в течение XVIII века доля безземельных дворян в Бранденбурге и Померании стабильно росла[5].

Король Фридрих Вильгельм I упразднил феодальные отношения со знатью, аллодифицировав их владения. Оставшаяся со Средних веков обязанность вассала предоставлять военную помощь была заменена ежегодной уплатой налога. В то же время монарх отказывался от своего выморочного права, расширив возможности для продажи имений и передачи их по наследству. Женщины получили право вступать во владение поместьем в случае, если их муж не был человеком низкого происхождения. Богатые семьи учреждали специальные фонды, средства из которых шли на содержание вдов и незамужних дочерей; для менее обеспеченных существовали приюты для благородных девиц (нем. Fräuleinstifte), многие из которых были созданы на территории монастырей, секуляризированных во время Реформации. Обедневшему дворянину разрешалось вступать в брак с женщиной «невысокого, но уважаемого происхождения и исключительного достатка»[2].

До Тридцатилетней войны дворяне Бранденбурга пользовались большим влиянием в управлении государством. Тяжёлое финансовое положение вынудило Иоахима II передать в руки сословий контроль над сбором и тратой налогов[7]. В 1540 году для управления его долгами было учреждено собрание (нем. Kreditwerk) из 18 членов влиятельных семей Бранденбурга. На протяжении следующего столетия курфюрсты сильно зависели от этой организации. Представители высшей знати являлись кредиторами правителей Бранденбурга и занимали около половины придворных должностей. Для обеспечения долгов курфюрстам пришлось передать в руки дворян существенную часть своих земель[3].

Территориальные изменения Бранденбург-Пруссии в 1688—1866 годы

Экономический упадок и переход курфюрстов в кальвинизм привели к тому, что бранденбургская знать утратила своё политическое влияние. С централизацией государства правители ослабили роль ландтагов, стали самостоятельно определять внешнюю политику и полагаться на бюрократический аппарат в проведении своего курса. Курфюрст Фридрих Вильгельм I стремился назначать на важные должности своих единоверцев из других регионов[3].

Дворяне Заэльбья традиционно занимали посты ландратов — ключевых чиновников в системе местного самоуправления, но в остальном они не имели большого представительства в государственном аппарате Гогенцоллернов. В 1660—1740 годы они занимали менее 10 процентов придворных, дипломатических и высоких административных должностей. В последующие десятилетия роль заэльбской знати несколько возросла, и в 1806 году на них приходилось около четверти высших государственных постов Пруссии[5].

Служба в прусской армии давала местной знати возможность приобрести статус и стабильный источник дохода в период экономического упадка. Жалование секунд-лейтенанта было весьма скромным, около 120 талеров[англ.] в год, и отсутствие материальной поддержки со стороны семьи грозило ему бедственным положением. С другой стороны, субалтерн-офицер мог рассчитывать получить к тридцатилетнему возрасту звание капитана и приобрести собственную роту[нем.], на вербовку, экипировку и содержание которой из казны выделялась крупная сумма денег. В мирное время он мог присваивать часть этих средств, освобождая часть солдат от службы на протяжении многих месяцев[5]. Такая практика закрепилась в связи с тем, что помещики стремились брать в рекруты собственных крестьян, что позволяло избежать убытков при вербовке и использовать бездействующую силу в свободный от сельскохозяйственных работ сезон. Солдаты, завербованные извне, также имели возможность отказаться от жалования[нем.] и заниматься гражданским трудом в свободное от службы время[8]. Чтобы поспособствовать этому, ротные командиры могли выделить своим подопечным средства на обучение и приобретение рабочих инструментов[9]. Умело распоряжаясь имеющимися финансами, капитан мог ежегодно получать до 2 тысяч талеров в дополнение к своему жалованию в 550 талеров, а обладание собственным полком приносило офицеру порядка 6 тысяч талеров. Военная служба также способствовала продвижению в официальной государственной иерархии: в прусской табели о рангах 1713 года полковники занимали промежуточное положение между высшими провинциальными чиновниками и верховными судьями, а после отставки они нередко получали должности министров и губернаторов[5].

Кадет у постовой будки в Берлине.

В 1650—1725 годы более половины полковых командиров[нем.] были представителями местной знати из Бранденбурга, Померании и Восточной Пруссии. В 1717 году в Берлине был учреждён кадетский корпус, куда преимущественно поступали выходцы из небогатых дворянских семей. К 1740 году около половины прусских офицеров являлись его выпускниками[5].

В течение XVIII века армия играла важную роль в жизни дворян Заэльбья: в 1713 году треть помещиков были действующими или отставными военными, к концу столетия их доля возросла до 60 процентов. Вместе с тем к началу XIX века лишь 15 процентов юношей из дворянских семей Бранденбурга и Померании обучались в военных академиях. Начало офицерской карьеры предполагало траты порядка тысячи талеров, что превышало годовой доход 20 процентов беднейших помещиков. Наиболее обеспеченных дворян отталкивала социальная иерархия профессиональной армии, где звание было более значимым, чем благородное происхождение[5]. Военная служба была очень опасным родом деятельности: в сражениях 1740—1763 годов погибло 72 представителя рода Веделей и 52 выходца из семьи Клейстов[1]. В правление Фридриха Вильгельма I, известного своей мизогинией, офицеры также испытывали сложности со вступлением в брак: для женитьбы им нужно было получить согласие короля, и в большинстве полков менее шестой части офицеров имели супругу[10][11].

Замок Грос Риц[нем.], построенный для Ганса Георга фон дер Марвица в 1700 году.

В позднем Средневековье дворяне Заэльбья не были затронуты рыцарской культурой Западной Европы. На протяжении многих веков их усадьбы немногим отличались от крестьянских жилищ[5]. Символические атрибуты высокого статуса, присущие дворянам Западной Европы, не были распространены среди прусских помещиков, которые обладали прямой властью над крестьянами и не отличались богатством[2]. Свидетельством их особого положения могли служить личные ложи[нем.][5] и памятники предкам, возводившиеся в церквях для их покровителей[2]. В начале XVIII века многие помещики стали строить скромные особняки, отделанные штукатуркой и лепниной. В 1770-е годы в Заэльбье появляются первые пейзажные парки[5].

В Заэльбье существовала традиция праздников, проводившихся в честь сбора осеннего урожая. Крестьяне водружали на голову господина венок из колосьев, после чего помещик исполнял с женой танец. В глазах знати, привыкшей к культуре берлинского двора, провинциальные землевладельцы представлялись невежественными и неотёсанными[2]. Король Фридрих Вильгельм I также был противником поездок дворян за рубеж, которые дозволялись только по служебным делам[11].

С конца XVI до середины XVIII века исключительной популярностью среди немецких дворян пользуется «литература для отцов семейств» (Hausväterliteratur[нем.]), содержащая наставления по ведению сельского и домашнего хозяйства. В ней проповедовался патриархальный жизненный уклад: главу дома учили «бояться Бога, обращаться с женой, воспитывать детей, руководить слугами и подданными и управлять поместьем»[12]. В обращении с крестьянином следовало исходить из того, что «разумные доводы едва могут повлиять на него и привести к послушанию… Поскольку лишь чувственные ощущения управляют его образом жизни… с их породой нельзя справиться без телесных наказаний»[13]. Развивая эти представления, философ Христиан Гарве[нем.] сравнивал крестьян с евреями: и те и другие были поглощены своим ремеслом (земледелием и коммерцией соответственно), жили в отрыве от цивилизованного общества и развили в себе хитрость и недоверие, часто переходящее в ненависть, особенно в отношении господ[14][2].

Людям благородного происхождения запрещались занятия, недостойные их сословия, такие как торговля на рынке. Они воспринимали себя как «среднее сословие» (нем. Mittelstand), которое, как писал Фридрих фон дер Марвиц, было необходимо монарху, «чтобы отделить народные массы и надзирать за ними». Согласно ему, «государства для крестьянина не существует, поскольку он не видит его и ничего не знает о нём, за исключением уплаты ему налогов», в то время как «непосредственную власть помещика он осознаёт полностью»[15]. По убеждению фон дер Марвица, среднее сословие «должно обладать определёнными привилегиями, иначе оно сольётся с народом и не сможет оказывать на него влияния». Принятие Прусского земского уложения, относившего привилегии знати к области позитивного права, сопровождалось протестами дворян, считавших, что их власть над подданными обусловлена естественным положением вещей[2].

В своих владениях помещики имели право назначать местных пасторов и школьных учителей. Дворяне отказывались отдавать своих потомков в общественные школы из опасения, что «их хорошим нравам повредит соприкосновение с детьми простолюдинов»[2]. Сами они зачастую не имели хорошего образования и не стремились заниматься обучением своих подданных. Согласно Гарве, помещики были убеждены, что «самый глупый и невежественный крестьянин наиболее честен… Из самых неотёсанных и невежественных крестьян получаются лучшие солдаты»[14]. Королевские указы Фридриха Вильгельма I и Фридриха II об организации деревенских школ преимущественно не исполнялись[2]. В конце XVIII века неприятие филантропизма стало частью дискурса зарождающегося немецкого консерватизма[16].

Правители XVIII века не рассматривали прусскую знать как единое целое. В «Политическом завещании» 1769 года Фридрих II описывает померанских дворян как простых и прямолинейных, из которых выходят отличные солдаты, восточнопрусских — как энергичных, но слишком заинтересованных в своих локальных интересах. По его мнению, этих положительных качеств недоставало бранденбуржцам, склонным к гедонизму. Фридрих положительно отзывается о дворянах Верхней Силезии, несмотря на их лень и недостаток образования, в отличие от знати Нижней Силезии, чьи недостатки усугублялись их привязанностью к Габсбургам[5].

В последние десятилетия XVIII века рост цен на зерно и доступность кредитов подтолкнули прусских дворян к активной спекуляции земельными владениями. Современники сравнивали этот феномен с тюльпаноманией. Земля стремительно увеличивалась в цене: в 1770—1800 годы в Бранденбурге она подорожала на 400 процентов, в Силезии — на 225 процентов. За два года, предшествовавших сражению при Йене, около четверти поместий Восточной Пруссии сменили владельцев. Сделки заключались преимущественно за счёт заёмных средств[11]: к весне 1806 года средняя задолженность дворянских имений Ноймарка составляла 72 процента от цены их последней покупки и 106 процентов от их оценочной стоимости[17][6]. Постоянная смена владельцев поместий подрывала основания патерналистских отношений между господином и его подданными. Один из силезских ландратов констатировал, что «крестьянин лишается возможности поддерживать своё существование, поскольку сменяющие друг друга хозяева думают только об извлечении всех возможных доходов из поместья, купленного по завышенной цене… Выжав поместье, как лимон, владелец бросает его, чтобы вновь проделать это со своим следующим приобретением»[2].

Учреждение ландвера[нем.] сословным собранием Восточной Пруссии перед началом освободительной войны 1813 года (1863).

Начавшаяся в 1806 году континентальная блокада закрыла доступ к английскому рынку, что привело к падению цен на зерно в Германии. Положение земледельцев осложнялось вызванными войной разрушениями и налогами[17]. Больше всего пострадала Восточная Пруссия: в 1807 году она была основным театром боевых действий, в 1812 году здесь проходил маршрут армии Наполеона во время похода на Москву. Другие провинции государства Гогенцоллернов также испытали на себе тяжесть контрибуции и реквизиции тягловых животных, фуража и рабочей силы. Стоимость активов, изъятых Францией за два года после сражения при Йене, в 16 раз превышала довоенные годовые доходы прусского правительства[11].

С падением ренты многие помещики оказались неспособны обслуживать свои кредиты. В мае 1807 года был введён мораторий на взыскание долгов землевладельцев, остававшийся в силе до 1815 года[2]. Помещики не имели средств для восстановления зависимых хозяйств, и многие из них пришли в запустение. С отменой крепостного права в Варшавском герцогстве прусские власти стали опасаться массового исхода крестьян[6].

Барон Генрих Фридрих Карл фом унд цум Штейн, один из инициаторов прусских реформ.

После Тильзитского мира группа прогрессивных бюрократов инициировала проведение в королевстве ряда либеральных реформ. Карл фом Штейн писал в Нассауском меморандуме[нем.]: «На смену бюрократии не должна прийти жалкая и слабая власть горстки землевладельцев: все значимые собственники любого рода должны принимать участие в управлении провинциальными делами, будучи связанными с государством равными обязанностями и полномочиями»[18]. Он считал, что «в Пруссии знать обременяет нацию из-за своей многочисленности, присущей ей бедности и требований… всевозможных привилегий. Эта бедность также влечёт за собой недостаток образования…» По замыслу Штейна, в положении дворян следовало оставить только богатейшие семьи, чьи представители могли бы участвовать в управлении государством, занимая места в верхней палате парламента[19].

Эдикт 9 октября 1807 года упразднил личную зависимость крестьян и снял сословные ограничения на обладание землёй и род занятий. Согласно принятому в 1810 году уставу о домашних слугах (Gesindeordnung[нем.]) отношения с ними становились предметом свободного договора[2]. Вместе с тем им запрещалось покидать поместье без разрешения хозяина, который сохранял право применять телесные наказания[нем.]. Этот устав оставался в силе до 1918 года, не претерпев больших изменений[20].

Карл Август фон Харденберг, государственный канцлер Пруссии (1810—1822).

Пруссия не справлялась с выплатой контрибуции, и 27 октября 1810 года канцлер[нем.] Карл Август фон Харденберг подписал эдикт о государственных финансах, вводивший единый для всех собственников поземельный налог и отменявший мельничную и алкогольную монополию дворян в их владениях. Этот указ вызвал множество протестов, в связи с чем Харденберг объявил о созыве собрания из назначенных государством представителей регионов (нем. Landesdeputierten-Versammlung) с целью «устранить недопонимания и позволить собравшимся по возвращении в провинции благотворно повлиять на настроения и добиться доверия и повиновения». Провинциальные элиты отправили в Берлин делегатов с требованием включить их в состав этого органа[2]. Дворяне Бранденбурга настаивали на созыве ландтагов, в то время как в обращении сословного комитета Восточной Пруссии говорилось о необходимости создания национального представительного органа[21]. Харденберг был вынужден пойти на уступки, отменив акцизы на зерно и восстановив алкогольную монополию дворян на территории поместий. Знати были возвращены налоговые привилегии, отмена которых состоялась только в 1861 году[2].

Партикуляристски настроенная знать противилась националистическим устремлениям Харденберга. В ответ на его первое выступление перед собранием фон дер Марвиц писал, что «пруссакам… не суждено стать однородной нацией… поскольку провинции их государства имеют больше общего с иностранными провинциями, чем друг с другом: Бранденбург — с Саксонией, Силезия — с немецкой Богемией и Моравией, Пруссия[англ.]— с Курляндией и Литвой. Слить их воедино — значит лишить их самобытности и превратить живой организм в мёртвую массу»[22][2][23]. В «Окончательном представлении», поданном королю 9 мая 1811 года, фон дер Марвиц утверждал, что с отменой дворянских привилегий «основы государства — святость договора и королевского слова… были уничтожены росчерком пера с тем, чтобы привнести в страну произвол и упадок чуждых устоев и подвергнуть её революции»[24], а снятие ограничений на продажу поместий приведёт к тому, что большинство из них окажется в руках у евреев. Он опасался, что реформы подорвут основы социальных отношений, заменив рыночными механизмами патриархальный уклад, связывающий людей взаимными правами и обязательствами. Чтобы сохранить дворянство, фон дер Марвиц предлагал сделать поместья неотчуждаемыми, а службу в армии — обязательной для всей знати[2].

Эдикт 1811 года определил процедуру выкупа крестьянами своих наделов и повинностей, предполагавшую уступку от трети до половины земельного участка либо выплату денежной компенсации. Согласно Христиану Шарнвеберу[нем.], сыгравшему ключевую роль в разработке эдикта, он был направлен на то, чтобы «обеспечить знати возможность постепенно расплатиться с долгами, существенно увеличить ценность и доходность имений… и позволить ей занять достойное и продуктивное положение в отношении государства и других сословий»[25]. В своих возражениях дворяне прибегали к тем же аргументам, что и в отношении предыдущих указов, связанных с аграрной реформой: с их точки зрения, государство нарушало права землевладельцев, распоряжаясь их собственностью, и лишало их рабочей силы, необходимой для возделывания имений, в то время как тяготы войны и отсталость крестьянства обрекают реформу на провал[2].

По мнению Шарнвебера, в проведении реформ правительство могло рассчитывать на содействие лишь трети ландратов. Разработанный им эдикт о жандармерии разделял территорию Пруссии на 164 района, главы которых назначались из Берлина[2]. Они наделялись исполнительной властью в районе и руководили местной жандармерией. Полномочия вотчинных судов также переходили к районным судам. Эдикт был принят 30 июля 1812 года без обсуждения с созванным в апреле временным национальным собранием (нем. interimistische Landesrepräsentation), вызвав протесты представителей дворянства[26]. В марте 1814 года Фридрих Вильгельм III бессрочно приостановил действие эдикта[21], и впоследствии полномочия ландратов были восстановлены[2].

После Венского конгресса условия аграрной реформы были радикально пересмотрены. Согласно принятой в 1816 году декларации, в собственность крестьян могли переходить только крупные наделы[нем.], обрабатываемые при помощи тяглового скота. Земледельцы, предоставлявшие хозяевам только ручной труд, должны были и дальше исполнять свои повинности. Раздел собственности больше не был обязательным: стороны могли прийти к соглашению между собой либо обратиться за решением в государственную комиссию[27]. Постановление 1821 года определило условия освобождения от повинностей чиншевиков[6].

Фридрих Вильгельм III, король Пруссии (1797—1840).

22 мая 1815 года Фридрих Вильгельм III принял эдикт, согласно которому в Пруссии должен быть учреждён представительный орган и принята конституция. Соответствующая комиссия должна была быть созвана в сентябре, но Харденберг откладывал решение конституционного вопроса, полагая, что этому должно предшествовать завершение административных и социальных преобразований. Будучи сторонником абсолютистской централизации, он хотел, чтобы представительные органы выполняли только консультативную функцию[2].

Конституционная комиссия была создана только в 1817 году. По настоянию короля вместо созыва представителей населения в Берлине было решено отправить в регионы трёх комиссаров для сбора мнений о предпочтительной форме национальной репрезентации. Подавляющее большинство выбранных ими респондентов были дворянами-землевладельцами; крестьян среди них было крайне мало. Жители Вестфалии и Рейнской области высказывались за учреждение национального представительного органа, в то время как в Заэльбье поддержкой пользовалось только создание провинциальных представительств[28]. Из 128 опрошенных Вильгельмом фон Клевицем[нем.] человек единственным помещиком, выступавшим против такого варианта, был граф Петер фон Иценплиц[нем.]. Он высказывался в пользу создания конституционной монархии с двухпалатным парламентом по английскому образцу. Лидер местного консервативного дворянства Густав фон Рохов[нем.], зять фон дер Марвица, считал, что фон Иценплиц рассуждает как «бюргерский предприниматель». Сам он предлагал отложить создание национального представительного органа на 20 лет. Заэльбские дворяне также преимущественно высказывались в пользу ограничения представительства крестьян[2].

Дворяне пытались воспользоваться конституционным вопросом для восстановления утраченного ими статуса. От имени 71 помещика Верхней Силезии королю была подана петиция с просьбой утвердить в новой конституции их прежние права. В обращении бранденбургских дворян, возглавляемых фон Роховым, говорилось о необходимости закрепить порядок, установленный при созыве ландтага в 1653 году. Вместе с этим они также подали правительству петицию о запрете продажи поместий крестьянским общинам. В Восточной Пруссии возглавлявший местный сословный комитет граф Александр цу Дона[нем.] активно оспаривал политику Харденберга, особенно действия комиссий по разделу земли[2].

Фридрих фон Генц, советник министра иностранных дел Австрии Клеменса фон Меттерниха.

К 1820-м годам в немецком политическом дискурсе закрепляется концепция монархического принципа[нем.]. Этому в значительной степени поспособствовал меморандум Фридриха фон Генца «О различии между сословной и представительской конституциями», представленный им на Карлсбадской конференции. В нём говорилось об опасности представительских конституций, основанных на «вздорном понятии высшего суверенитета народа», и потребности монархической формы правления в сохранении сословного уклада[29][21].

Отто фон Фос[нем.], президент государственного министерства Пруссии[нем.] (1822—1823).

Перед Троппауским конгрессом Фридрих Вильгельм III попросил изложить своё мнение о конституционном вопросе Отто фон Фоса[нем.], курмаркского дворянина, чьё несогласие с реформами привело к его исключению из правительства в 1809 году. Согласно инициировавшему этот запрос обер-гофмейстеру Фридриху фон Шильдену, король был против восстановления прежнего сословного строя. Вместе с тем он также видел опасность в создании общенационального представительного органа и склонялся к учреждению провинциальных собраний с консультативными функциями. Существующие позиции по конституционному вопросу виделись ему слишком радикальными; среди немногих исключений он называл Меттерниха. В своём послании королю фон Фос выступал с резкой критикой конституционного правления. Он предупреждал, что представительный орган станет неподконтрольным монарху и принудит его «против своей воли к революционным мерам»[21].

В 1821 году Фридрих Вильгельм III поручил организацию провинциальных собраний новой комиссии, в которой преобладали консервативные противники Харденберга, сторонника равного представительства сословий в новых органах. Они стремились освободить ландтаги от влияния бюрократического аппарата, представлявшегося им слишком либеральным[2]. В заключении комиссии говорилось о том, что «сохранение дворянства тесно связано с сохранением монархии»[21]. Оно призывало к возвращению сословных ограничений на обладание землёй, но король ответил на это предложение отказом[30]. В 1823 году Фридрих Вильгельм III подписал указ об учреждении провинциальных собраний[нем.] с консультативными функциями. Половина мест в них была закреплена за представителями знати[2].

Ландтаги обращались к правительству с просьбами о введении мер, направленных на поддержание стоимости зерна и ценности закладных листов. Они требовали ограничить евреям возможность обладать землёй, а также обязать их нести военную службу и обучать детей в христианских школах. Ландтаги рекомендовали вернуть помещикам власть над домашними слугами в отношении вступления в брак и телесных наказаний[2].

Провинциальным собраниям было поручено выработать рекомендации по устройству крейстагов. По предложению бранденбургской знати места в них должны были занимать все местные помещики, а также представители городов с населением свыше 2000 человек. От крестьянского сословия рекомендовалось избирать одного представителя[26]. Силезский ландтаг также предлагал ограничить крестьянам провинции свободу передвижения. Большинство требований знати было удовлетворено, и изданные в 1825—1828 годы правительственные указы об устройстве крейстагов оставались в силе до конца века[2]. В 1857 году Рудольф фон Гнейст приводил в пример округ, где помещикам принадлежало 163 места в крейстаге, в то время как город с населением более 10 тысяч человек и 62 тысячи крестьян имели одного и трёх представителей соответственно: «Такое сословное представительство было невозможным даже в Средневековье»[31].

Исполнительной властью в округе наделялся ландрат, назначаемый королём по предложению крейстага. Ганс фон Клейст-Рецов, ландрат округа Бельгард[нем.], писал: «…власть, которой обладает ландрат, зачастую пугает меня… Когда детям рассказывают, что папе нельзя жениться, они спрашивают: „ему запретил ландрат?“»[32] Историк Альф Людтке[нем.] обращает внимание на случай, произошедший в 1844 году в округе Нойштадт[нем.], когда трое подозреваемых в воровстве подверглись пыткам со стороны полиции и местного ландрата Карла фон Виттенбурга[2]. Мать одного из пострадавших обратилась в суд, несмотря на то, что, по свидетельству Фридриха фон Дидерихса[нем.], в подобных случаях они «предпочитали молча стерпеть несправедливость, дабы не навлечь дальнейших нежелательных последствий». По мнению властей района Оппельн, дела, связанные с деятельностью ландратов, не должны были рассматриваться судами, поскольку угроза уголовного преследования будет препятствовать исполнению ими полномочий. Асессор Фридрих Эйленбург[нем.] рекомендовал ограничиться строгим предупреждением. Суд приговорил ландрата к штрафу размером в десятую часть его годового жалования[a]. Министр внутренних дел Эрнст фон Бодельшвинг[нем.] констатировал, что честь фон Виттенбурга осталась незапятнанной, и выразил пожелание, чтобы тот отозвал своё прошение об отставке[33].

Если в Прусском земском уложении принадлежность к сословию определялась происхождением, то в указе 1823 года об учреждении провинциальных собраний критерием становилось обладание землёй. Простолюдины-землевладельцы присутствовали в ландтагах как представители первого сословия и получали фамильные гербы, к нетитулованным служащим применялось обращение «высокоблагородие» (Hochwohlgeboren[нем.]), в то время как оставившие традиционные занятия дворяне продолжали пользоваться своими титулами[2]. В 1826 году кёнигсбергский юстицкомиссар Вильгельм Тортилович фон Батоцкий в своём письме графу цу Дона приводил в качестве примера падения нравов прочитанное им объявление о выступлении супруги дворянина Грабовского, танцующей па-де-де на канатах в тирольском костюме. Фон Батоцкий сетовал: «Возможно, у нас начнут появляться знатные батраки и служанки, если различия между дворянством и другими сословиями не исчезнут ещё раньше, и дворянское сословие перестанет существовать». Он совместно с Людвигом Казимиром фон Ауэром[нем.] предлагал проект по созданию «дворянской цепи» (Adelskette[нем.]) — организации, нацеленной на сохранение традиционного положения знати в обществе и препятствующей её смешению с другими сословиями. Они полагали, что главной миссией дворянства должна быть защита монарха и борьба с «властью денег». Граф цу Дона негативно отреагировал на это предложение. Он видел в нём попытку «превратить наше дворянство в янычар», зависимую от правителя «изолированную касту»[34][35].

Карл фон Мюффлинг предлагал усилить ограничения на браки с простолюдинами и создать суды чести, которые могли бы лишать дворян титула за недостойное поведение. Председатель государственного совета Пруссии[нем.] Карл Фридрих Август Мекленбург-Стрелицкий видел главной проблемой дробление дворянских имений. Он предлагал сделать поместья неотчуждаемыми и неделимыми, а титулы безземельных дворян — ненаследуемыми. Вместе с тем он предлагал жаловать дворянство достойным землевладельцам-простолюдинам. Густав фон Рохов предлагал создать специализированные учебные заведения, где молодых дворян готовили бы к традиционным занятиям — управлению поместным хозяйством, а также гражданской и военной службе. Он также призывал вернуть запрет на занятие коммерцией для знати и не принимать простолюдинов в офицеры[2].

Домартовский период в Германии сопровождался распространением ривайвелизма — ортодоксального экуменического религиозного движения, характеризовавшегося неприятием рационалистического наследия эпохи Просвещения. Заэльбские дворяне сыграли значительную роль в зарождении новой формы пиетизма, противопоставлявшего себя лютеранской ортодоксии на рубеже XVII—XVIII веков[36]. Впоследствии из этих кругов вышло множество значимых представителей прусского консерватизма[37].

Как и их предшественники, неопиетисты придавали особую значимость опыту личного духовного перерождения и доктрине всеобщего священства. Они отказывались от участия в службах официальной церкви в пользу конвентиклов[нем.] — эгалитарных собраний мирян-единомышленников, где, по словам министра просвещения и духовных дел[нем.] Карла Альтенштейна, поощрялось «абсолютное пренебрежение сложившимися общественными отношениями»[2][37]. К этому добавлялось стремление противостоять силам политического и теологического либерализма, воспринимавшимся лидерами неопиетистского движения в качестве инструментов Сатаны. Лютеровская доктрина двух царств помогала им примирить эгалитарную теологию с приверженностью жёсткой социальной иерархии[36]. Помещики-пиетисты говорили об особой значимости патерналистских взаимоотношений с крестьянами: «Тем, кто относится к своему поместью как к источнику дохода… следовало бы продать его настоящему хозяину и приобрести плантацию в Северной Америке, где дамы ходят с плетью для рабов вместо веера»[38].

Возникновение неопиетизма в Пруссии связано с деятельностью берлинского кружка «майских жуков» (нем. Maikäferei), состоявшего преимущественно из знатных землевладельцев. Они вдохновлялись политической философией Карла Людвига фон Халлера, в рамках которой идеализированный феодальный строй обосновывался установленным Богом неравенством между сильными и слабыми[39]. В 1816 году члены кружка совершили поездку в Баварию, и знакомство с местным экуменическим течением внутри католической церкви оказало на них большое влияние[40]. Участвовавший в собраниях «майских жуков» ветеран Наполеоновских войн Густав фон Белов обратился к вере, оставил армейскую службу и вернулся в своё поместье в Реддентине[нем.], став основоположником религиозного движения[нем.], распространившегося в Восточной Померании. Братья фон Беловы вступили в конфронтацию с официальной церковью[2], и в 1821 году проводившиеся на территории их поместий конвентиклы, привлекавшие сотни участников, были помещены под полицейский надзор[41][36]. Сообщества беловских пиетистов сохранялись в Померании вплоть до 1930-х годов[37].

Братья Отто[нем.], Эрнст Людвиг, Леопольд и Вильгельм фон Герлахи[нем.], консервативные политические и религиозные деятели домартовского периода.

Померанских неопиетистов связывали тесные семейные узы. Адольф фон Тадден-Триглаф[нем.], Эрнст Зенфт фон Пилзах[нем.] и Эрнст Людвиг фон Герлах приходились друг другу свояками. Племянник второй жены фон Герлаха Мориц фон Бланкенбург[нем.], также ставший влиятельным консервативным политиком, был женат на дочери фон Тадден-Триглафа Марии[нем.]. Её ранняя смерть глубоко потрясла молодого Отто фон Бисмарка и подтолкнула его к религиозности[2]. Вскоре он женился на близкой подруге Марии Иоганне фон Путткамер, чьи родители присоединились к неопиетистскому движению под влиянием своего зятя Густава фон Белова[38]. Неопиетистские теологи[b] также вступали в брачные союзы с представительницами религиозных дворянских родов[42].

В 1810—1820-е годы в Берлине возникло множество обществ, связанных с миссионерством, переводом Библии, распространением религиозной литературы и благотворительностью. Многие знатные участники ривайвелистского движения были вовлечены в их работу. Эти общества в основном состояли из простолюдинов, в то время как аристократы занимались руководством и взаимоотношениями с властями. Представители официальной церкви опасались, что эти организации способствуют сепаратизму. Консистория Бранденбурга[нем.] оспаривала перед светскими властями деятельность Общества распространения христианства среди евреев[c], но его глава, генерал-адъютант Йоб фон Вицлебен, получил от короля личные заверения о своей поддержке[37].

В 1830-е годы, на фоне противостояния старолютеран с властями, религиозные общества стали подвергаться более строгому контролю, некоторые из них были закрыты. Ривайвелистские элиты не поддерживали объединение лютеранских и кальвинистских церквей в 1817 году, но негативное отношение к либерализму и Июльской революции во Франции подтолкнуло их к тому, чтобы встать на сторону государства в конфликте с сепаратистами. В публикациях «Евангелической церковной газеты» (нем. Evangelische Kirchen-Zeitung) старолютеране обвинялись в потакании революционному движению, а либеральные теологи — в раздувании конфликта между пиетистами и официальной церковью[42][37]. Cимпатизирующий пиетистам кронпринц Фридрих Вильгельм поспособствовал тому, чтобы смягчить политику светских властей по отношению к конвентиклам, не проявляющим сепаратистских тенденций[36].

Профессора-рационалисты университета Галле, которым была посвящена скандальная статья Эрнста Людвига фон Герлаха, требовали применения дисциплинарных мер к её автору. В ответ на упрёк главного редактора «Евангелической церковной газеты» в излишней политизации издания он писал, что «ложному политическому направлению дьявола может противостоять лишь истинное, которое было у апостолов». В 1831 году при участии фон Герлахов начал выпускаться «Берлинский политический еженедельник» (нем. Berliner politisches Wochenblatt), в рамках которого фон Халлер и его протестантские последователи сотрудничали с католиками, разделявшими консервативные идеи Жозефа де Местра[d][36].

После революции 1848—1849 годов в Пруссии была установлена избирательная система[нем.], способствующая продвижению интересов крупных землевладельцев. Она делила электорат на три категории в соответствии с размером уплачиваемого налога. На каждую из них приходилось равное количество выборщиков, причём около 85 процентов избирателей относилось к третьему классу[43]. В 1867—1903 годы около трети прусских депутатов являлись землевладельцами[44].

Поместье Зеллендорф
(Бранденбург; ок. 1860).
Художник Александр Дункер

Исторически, юнкеры как помещичий класс держали в своих руках бюрократический государственный аппарат Германской империи[45], формируя его контингент и проводимую политику вплоть до наступления эпохи формирования промышленной буржуазии. С развитием капиталистических отношений юнкерство начинает вступать в конфликт и с этим классом, и с одновременно растущим классом рабочих. В результате в XIX веке оригинальный термин начинает использоваться в социально-экономической лексике в более широком смысле. Вначале либералы, социалисты и марксисты используют его в полемике с консервативными оппонентами из помещичье-буржуазных классов; с течением времени последние начинают использовать его и в качестве самоназвания. Как производное от термина «юнкеры», образуется понятие юнкерский парламент нем. Junkerparlament — кличка, данная ландтагу 1848 года. Наиболее стойким проводником политики юнкерства был Отто фон Бисмарк.

Традиция использования терминов юнкеры, юнкерство сохраняется на протяжении всего времени. Понятие это исследуется в трудах множества учёных, от Макса Вебера на рубеже XIX—XX веков до Ганса-Ульриха Велера на рубеже XX—XXI веков.

Ганс Розенберг[нем.], внёсший в 1960-е годы значительный вклад в развитие идеи об особом пути Германии (нем. Sonderweg), рассматривал восточногерманских помещиков как составную часть «авторитарной триады» наряду с прусской бюрократией и аристократическим офицерским корпусом. По его мнению, эти силы сыграли решающую роль в падении Веймарской республики и установлении национал-социализма[46][47].

  1. ↑ 100 талеров. Минимальным наказанием был штраф размером в 80 талеров, максимальным - 6 месяцев тюремного заключения.
  2. ↑ К ним относились Генрих Леонард Хойбнер, Август Хан, Герман Ольсхаузен, Карл Канис[нем.], Август Толук[нем.], Эрнст Вильгельм Хенгстенберг.
  3. ↑ нем. Gesellschaft zur Beförderung des Christenthums unter den Juden. В нём состояли братья Герлахи и Эрнст Зенфт фон Пилзах.
  4. ↑ Католики покинули газету в 1837 году в связи сконфликтом вокруг вопроса о смешанных браках[нем.]
  1. ↑ 1 2 3 Christopher M. Clark. Iron Kingdom: The Rise and Downfall of Prussia, 1600–1947 (англ.). — Cambridge, Massachusetts: Belknap Press of Harvard University Press, 2006. — 810 p. — ISBN 978-0-674-02385-7.
  2. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 Robert M. Berdahl. The Politics of the Prussian Nobility: The Development of a Conservative Ideology, 1770-1848 (англ.). — Princeton University Press, 1988. — ISBN 978-1-4008-5978-8.
  3. ↑ 1 2 3 4 5 Derek McKay. The Great Elector. — Harlow: Longman, 2001. — (Profiles in power). — ISBN 978-0-582-49482-4.
  4. ↑ Перцев В. Н. Очерк истории Германии XVIII века. — Минск: Изд-во Белгосун-та, 1959. — С. 15—16.
  5. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Melton, Edgar. The Prussian Junkers, 1600-1806 // The European Nobilities in the Seventeenth and Eighteenth Centuries : [англ.] / H. M. Scott. — London : Longman, 1995. — Vol. 2.
  6. ↑ 1 2 3 4 5 6 S. A. Eddie. Freedom's Price: Serfdom, Subjection, and Reform in Prussia, 1648-1848 (англ.). — New York: Oxford University Press, 2013. — 356 p. — ISBN 978-0-19-966275-3.
  7. ↑ Achim Beyer. Die kurbrandenburgische Residenzenlandschaft im "langen 16. Jahrhundert" (нем.). — Berliner Wissenschafts-Verlag, 2014. — S. 226—228. — (Veröffentlichungen des Brandenburgischen Landeshauptarchivs). — ISBN 978-3-8305-4254-4.
  8. ↑ Otto Büsch. Militärsystem und Sozialleben im Alten Preußen 1713-1807: Die Anfänge der sozialen Militarisierung der preußisch-deutschen Gesellschaft (нем.). — DE GRUYTER, 1963. — ISBN 978-3-11-000450-2.
  9. ↑ Fritz Redlich. The German Military Enterpriser and His Work Force (англ.). — Franz Steiner Verlag, 1965. — 336 p.
  10. ↑ Christopher Duffy. The Army of Frederick the Great (англ.). — New York: Hippocrene Books, 1974. — P. 46. — ISBN 978-0-7153-6383-6.
  11. ↑ 1 2 3 4 Catherine Betty Abigail Behrens. Society, Government, and the Enlightenment: The Experiences of Eighteenth-Century France and Prussia (англ.). — New York: Harper & Row, 1985. — ISBN 978-0-06-430386-6.
  12. ↑ Wolf Helmhard von Hohberg. Georgica Curiosa (нем.). — Nürnberg: Endter, 1682. — Bd. 1. — S. 151.
  13. ↑ Benekendorff, Karl Friedrich von. Oeconomia Forensis, oder kurzer Inbegriff derjenigen Landwirthschaftlichen Wahrheiten, welche allen sowohl hohen als niedrigen Gerichts-Personen zu wissen nöthig (нем.). — Berlin, 1779. — Bd. 5. — S. 115.
  14. ↑ 1 2 Garve, Christian. Ueber den Charakter der Bauern und ihr Verhältniß gegen die Gutsherrn und gegen die Regierung (нем.). — 1796.
  15. ↑ Marwitz, Friedrich August Ludwig von der. Aus dem Nachlasse Friedrich August Ludwig's von der Marwitz auf Friedersdorf, Königlich Preußischen General-Lieutenants a.D. (нем.). — Berlin: E.S. Mittler und Sohn, 1852. — Bd. 2. — S. 218.
  16. ↑ Klaus Epstein. The Genesis of German Conservatism (англ.). — Princeton, N.J: Princeton University Press, 1966. — P. 76—81. — (Princeton Legacy Library). — ISBN 978-0-691-64438-7, 978-1-4008-6823-0.
  17. ↑ 1 2 Wilhelm Abel. Agricultural Fluctuations in Europe (англ.). — Routledge, 1980. — ISBN 978-1-136-58083-3.
  18. ↑ Karl Freiherr vom und zum Stein, Nassauer Denkschrift zur Staatsreform in Preußen. ghdi.ghi-dc.org. Дата обращения: 15 января 2025.
  19. ↑ Zweite Königsberger Amtszeit. Juni bis Dezember 1808 // Freiherr vom Stein. Das Reformministerium (1807-1808) (нем.) / Peter G. Thielen. — Stuttgart, 1960. — Bd. II/2. — S. 853—854.
  20. ↑ Hanna Schissler. Preußische Agrargesellschaft im Wandel (нем.). — Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1978. — S. 129. — ISBN 978-3-525-35988-4, 978-3-666-35988-0.
  21. ↑ 1 2 3 4 5 Matthew Levinger. Enlightened Nationalism: The Transformation of Prussian Political Culture, 1806–1848 (англ.). — Oxford University Press, 2000. — ISBN 978-0-19-513185-7, 978-0-19-771280-1.
  22. ↑ Friedrich August Ludwig von der Marwitz: ein märkischer Edelmann im Zeitalter der Befreiungskriege (нем.) / Friedrich Meusel. — E. S. Mittler, 1913. — Bd. 2/1. — S. 323.
  23. ↑ Bernhard Ruetz. Der preussische Konservatismus im Kampf gegen Einheit und Freiheit (нем.). — Berlin: Duncker & Humblot, 2001. — Bd. 3. — 213 S. — (Studien und Texte zur Erforschung des Konservatismus). — ISBN 978-3-428-10453-6.
  24. ↑ Kyrill-Alexander Schwarz. »Wir hatten eine Verfassung...« Der Konflikt um das preußische Finanzedikt zwischen Karl August von Hardenberg und Friedrich August Ludwig von der Marwitz »Wir hatten eine Verfassung...« Der Konflikt (нем.) // Archiv des öffentlichen Rechts. — 2003. — Bd. 128, H. 1. — S. 134. — ISSN 0003-8911. — doi:10.1628/000389103779769001.
  25. ↑ Hartmut Harnisch. Vom Oktoberedikt des Jahres 1807 zur Deklaration von 1816 (нем.) // Jahrbuch für Wirtschaftsgeschichte / Economic History Yearbook. — 1978. — Bd. 19. — ISSN 2196-6842. — doi:10.1524/jbwg.1978.19.sonderband.229.
  26. ↑ 1 2 Klaus Vetter. Kurmärkischer Adel und Preussische Reformen (нем.). — Berliner Wissenschafts-Verlag, 1979. — (Veröffentlichungen des Brandenburgischen Landeshauptarchivs). — ISBN 978-3-8305-4340-4.
  27. ↑ Die preußische Deklaration von 1816 zur Änderung des Regulierungsedikts von 1811 (29. Mai 1816) | German History in Documents and Images. germanhistorydocs.org. Дата обращения: 20 января 2025.
  28. ↑ Heinrich von Treitschke. Der erste Verfassungskamps in Preußen (нем.) // Preußische Jahrbücher. — 1872. — Bd. 29. — ISBN 978-3-11-236588-5. — doi:10.1515/9783112365885-003.
  29. ↑ Friedrich Gentz, Über den Unterschied zwischen landständischen und Repräsentativverfassungen (1819/1844). German History in Documents and Images. Дата обращения: 4 февраля 2025.
  30. ↑ Eric Dorn Brose. The Politics of Technological Change in Prussia: Out of the Shadow of Antiquity, 1809-1848 (англ.). — Princeton, N.J: Princeton University Press, 1993. — 290 p. — ISBN 978-0-691-05685-2.
  31. ↑ Rudolph von Gneist. Das heutige englische Verfassungs- und Verwaltungsrecht (нем.). — Jul. Springer, 1857. — Bd. I. — S. 700.
  32. ↑ Herman von Petersdorff. Kleist-Retzow, ein Lebensbild (нем.). — Stuttgart, Cotta Nachfolger, 1907. — S. 84.
  33. ↑ Alf Lüdtke. Police and State in Prussia, 1815-1850 (англ.). — Cambridge University Press, 1989. — P. 93—98. — ISBN 978-0-521-30164-0.
  34. ↑ Aus den Papieren des Ministers und Burggrafen von Marienburg Theodor von Schön (нем.). — 1876. — Bd. 4. — S. 420—467. — doi:10.11588/diglit.24268.
  35. ↑ Gunter Heinickel. Adelsreformideen in Preußen: Zwischen bürokratischem Absolutismus und demokratisierendem Konstitutionalismus (1806-1854) (нем.). — De Gruyter Oldenbourg, 2014. — ISBN 978-3-05-005162-8.
  36. ↑ 1 2 3 4 5 David L. Ellis. Politics and Piety: The Protestant Awakening in Prussia, 1816-1856 (англ.). — BRILL, 2017. — ISBN 978-90-04-33785-5, 978-90-04-30808-4.
  37. ↑ 1 2 3 4 5 Clark Ch. M. The Politics of Revival // Between Reform, Reaction and Resistance: Studies in the History of German Conservatism from 1789 to 1945 (англ.). — Berg Publishers, 1993. — ISBN 978-0-85496-787-2.
  38. ↑ 1 2 Eleonore Reuss. Adolf von Thadden-Trieglaff: ein Lebensbild gezeichnet nach Erinnerungen seiner Kinder und Freunde (нем.). — 1894. — S. 247—248.
  39. ↑ Doron Avraham. German Neo-Pietism, the Nation and the Jews: Religious Awakening and National Identities Formation, 1815–1861 (англ.). — New York: Routledge, 2020. — (Routledge Studies in Modern European history). — ISBN 978-0-367-07792-1.
  40. ↑ Kloes, Andrew Alan (25 июня 2016). 'Awakening movement' in early nineteenth-century Germany: the making of a modern and orthodox Protestantism (PhD thesis). The University of Edinburgh.
  41. ↑ Friedrich Wiegand. Eine Schwärmerbewegung in Hinterpommern vor hundert Jahren (нем.) // Deutsche Rundschau. — 1921. — Bd. 189. — S. 323—336.
  42. ↑ 1 2 Robert M. Bigler. The Politics of German Protestantism: The Rise of the Protestant Church Elite in Prussia, 1815-1848 (англ.). — University of California Press, 1972. — 320 p. — ISBN 978-0-520-01881-5.
  43. ↑ Daniel Ziblatt. Does Landholding Inequality Block Democratization?: A Test of the "Bread and Democracy" Thesis and the Case of Prussia (англ.) // World Politics. — 2008. — Vol. 60, iss. 4. — P. 610–641. — ISSN 1086-3338. — doi:10.1353/wp.0.0021.
  44. ↑ Sascha O. Becker, Erik Hornung. The Political Economy of the Prussian Three-Class Franchise (англ.) // The Journal of Economic History. — 2020. — Vol. 80, iss. 4. — P. 1143–1188. — ISSN 0022-0507. — doi:10.1017/S0022050720000443.
  45. ↑ «Юнкерство» — статья в Малой советской энциклопедии; 2 издание; 1937—1947 гг.
  46. ↑ Hans Rosenberg. Machteliten und Wirtschaftskonjunkturen: Studien zur neueren dt. Sozial- und Wirtschaftsgeschichte (нем.). — Göttingen: Vandenhoeck und Ruprecht, 1978. — Bd. 31. — S. 19. — (Kritische Studien zur Geschichtswissenschaft). — ISBN 978-3-525-35985-3.
  47. ↑ William W. Hagen. Descent of the Sonderweg: Hans Rosenberg's History of Old-Regime Prussia (англ.) // Central European History. — 1991. — Vol. 24, iss. 1. — P. 24–50. — ISSN 0008-9389. — doi:10.1017/S0008938900016551.
  • Bruno Buchta: Die Junker und die Weimarer Republik. Charakter und Bedeutung der Osthilfe in den Jahren 1928—1933, Berlin 1959.
  • Walter Görlitz: Die Junker: Adel und Bauer im deutschen Osten. Geschichtliche Bilanz von 7 Jahrhunderten. Glücksburg/Ostsee 1956.
  • Francis L. Carsten: Geschichte der preußischen Junker. Frankfurt/Main 1988, ISBN 3-518-11273-2.
  • Francis L. Carsten: Der preußische Adel und seine Stellung in Staat und Gesellschaft bis 1945. In: Hans-Ulrich Wehler (Hrsg.), Europäischer Adel 1750—1950, Göttingen 1989, S.112-125, ISBN 3-525-36412-1.
  • Heinz Reif (Hrsg.): Ostelbische Agrargesellschaft im Kaiserreich und in der Weimarer Republik. Agrarkrise — Junkerliche Interessenpolitik — Modernisierungsstrategien. Berlin 1994, ISBN 3-05-002431-3.
  • Johannes Rogalla von Bieberstein: Preußen als Deutschlands Schicksal. Ein dokumentarischer Essay über Preußen, Preußentum, Militarismus, Junkertum und Preußenfeindschaft, München 1981, ISBN 3-597-10336-7.
  • Hans Rosenberg: Die Pseudodemokratisierung der Rittergutsbesitzerklasse. In: ders.: Machteliten und Wirtschaftskonjunkturen: Studien zur neueren deutschen Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. Göttingen 1978, S. 83-117, ISBN 3-525-35985-3.
  • René Schiller: Vom Rittergut zum Großgrundbesitz. Ökonomische uns soziale Transformationsprozesse der ländlichen Eliten in Brandenburg im 19. Jahrhundert., Berlin 2003.
  • Hanna Schissler: Die Junker. Zur Sozialgeschichte und historischen Bedeutung der agrarischen Elite in Preußen. In: Hans-Jürgen Puhle/ Hans-Ulrich Wehler (Hrsg.): Preußen im Rückblick. Göttingen 1980 (= Reihe Geschichte und Gesellschaft: Sonderheft 6), S. 89-122, ISBN 3-525-36405-9.
  • Cornelius Torp: Max Weber und die preußischen Junker. Tübingen 1998, ISBN 3161470613.
  • Patrick Wagner: Bauern, Junker und Beamte. Der Wandel lokaler Herrschaft und Partizipation im Ostelbien des 19. Jahrhunderts. Göttingen 2005, ISBN 3-89244-946-5.
  • Rene Schiller: Vom Rittergut zum Großgrundbesitz. Berlin, 2003 [1]
  • Hans-Ulrich Wehler: Deutsche Gesellschaftsgeschichte. Bd. 2: Von der Reformära bis zur industriellen und politischen Deutschen Doppelrevolution 1815—1845/49. C. H. Beck, München, 1989. ISBN 3-406-32262-X. S.728f.