Омар Хайям — Викицитатник

Учёные медики Джалинус, Сукрат и Букрат, Абу Али ибн Сина, Мухаммад ибн Закарийа, Бахтишу и Сабит ибн Кура говорили, что для организма людей нет ничего более полезного, чем вино, в особенности виноградное вино, горькое и профильтрованное. Оно уносит горе, веселит сердце, полнит, способствует перевариванию густой пищи, румянит щёки, освежает и белит кожу, обостряет память, скупого делает щедрым, трусливого делает храбрым и уменьшает болезни. <…> Некоторые прозорливые называют вино пробным камнем мужественного человека. Некоторые называют его критиком разума, некоторые — мерилом знания, некоторые — критерием таланта. Большие люди называли вино смывающим горе, а некоторые — веселящим горе. Кто выпьет пять чаш чистого вина, проявляет доброе и злое, что есть в нём, всю свою сущность. Оно делает незнакомого другом и умножает дружбу, в то же время оно усаживает друзей вместе.

Истинные существенные вопросы, употребляемые в искусстве философии, это три вопроса, являющиеся источником всех других вопросов.
Первый из них — это вопрос «есть ли это?», то есть вопрос о том, есть ли вещь, и о доказательстве этого. Например, если бы мы сказали, «существует ли разум или нет?», то ответ будет: да или нет.
Второй вопрос — «что это?», то есть вопрос об истине вещи и её сущности. Например, если бы мы сказали: «что есть истина разума?», то ответ состоит в определении, описании, расчленении или разъяснении названия… Здесь отвечающий должен ответить то, что он хочет из того, что он считает определением вещи или представлением о ней.
И третий вопрос — «почему?», то есть вопрос о причине, благодаря которой вещь существует и без которой эта вещь не существовала бы. Например, если бы мы сказали: «почему существует разум?», то (отвечающий) должен дать ответ так, чтобы ни одна из частей его исчерпывающего ответа о причине этого не была бы альтернативой, за исключением того, что касается второго вопроса.
Имеются и другие вопросы, например «какой?», «как?», «сколько?», «когда?», «где?», но они являются случайными, говорят о случайных для данной вещи истинах, доказываемых с ее помощью, и, следовательно, при исчерпывающем исследовании включаются в истинные существенные вопросы, так что мы не нуждаемся в упоминании этих вопросов. —

Знай, что те, которые добиваются познания Господа, чистого и высокого, подразделяются на четыре группы:
Первые — мутакаллимы, которые согласны с мнением, основанным на традиционных доказательствах. Этого им хватает для познания всевышнего Господа, Творца, имена которого священны.
Вторые — это философы и ученые, которые познают при помощи чисто разумного доказательства, основанного на законах логики. Они никоим образом не удовлетворяются традиционными доводами. Однако они не могут быть верны условиям логики и ослабевают.
Третьи — это исмаилиты и талимиты, которые говорят, что путем познания Творца, его существования и свойств является только весть праведника, так как в доказательствах познания есть много трудностей и противоречий, в которых разум заблуждается и ослабевает, поэтому лучше так, как требует речь праведника.
Четвертые — это суфии, которые не стремятся познать с помощью размышления и обдумывания, но очищают душу с помощью морального совершенствования от грязи природы и телесности, и когда субстанция очищена, она становится наравне с ангелами, и в ней поистине проявляются эти образы. Этот путь лучше всего, так как мне известно, что ни для какого совершенствования нет лучшего, чем достоинство Господа, от него нет ни запрещения, ни завесы ни для какого человека. Они имеются только у самого человека от грязи природы, и если бы эти завесы исчезли, а запрещения и стены были бы удалены, истины вещей стали бы известны и казались бы как они есть. —

Смиренно сядь в углу довольства малым,
В игру судьбы вниманьем углубись.

Я долго у судьбы людской учился,
Но ловкачом не стал в делах земных.

Мне известно, что мне ничего не известно, —
Вот последний секрет из постигнутых мной. —

Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей — не видна. —

Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мёртвым узлом. —

Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
Плохо в мире и мудрому без серебра. —

Чем за общее счастье без толку страдать —
Лучше счастье кому-нибудь близкому дать. —

Рай — награда безгрешным за их послушанье.
Дал бы [Всевышний] что-нибудь мне не в награду, а в дар! —

Если место в аду для влюблённых и пьяниц,
То кого же прикажете в рай допускать? —

Когда б я властен был над этим небом злым,
Я б сокрушил его и заменил другим… —

Не горюй, что меньше других веселился,
Будь доволен, что меньше других пострадал. —

Так как истина вечно уходит из рук,
Не пытайся понять непонятное, друг! —

Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало. —

Вино запрещено, но есть четыре «но»:
Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьёт вино. —

Но эти призраки бесплодные [ад и рай] для нас
И страхов и надежд источник неизменный. —

Можешь всё потерять, сбереги только душу, —
Чаша снова наполнится, было б вино. —

Кровью сердца питайся, но будь независим.
Лучше слёзы глотать, чем объедки глодать. —

Чести нет в униженье того, кто повержен,
Добр к упавшим в несчастии их, значит — муж! —

Посмотри на себя меж людей проходящих,
О надеждах молчи до конца — их скрывай! —

Уха два, а язык дан один не случайно —
Дважды слушай и раз лишь один — говори! —

Один всегда постыден труд — превозносить себя,
Да так ли ты велик и мудр? — сумей спросить себя. —

Чем ниже человек душой,
Тем выше задирает нос.

Ад и рай — не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай — это две половинки души.

Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, учёный; он гуляка, развратник, ханжа и лицемер. Он не просто богохульник, а воплощённое отрицание положительной религии и всякой нравственной веры; он мягкая натура, преданная более созерцанию божественных вещей, чем жизненным наслаждениям; он скептик-эпикуреец, он персидский Абу-л-Ала, Вольтер, Гейне…
Можно ли, в самом деле, представить человека, если только он не нравственный урод, в котором могли бы совмещаться и уживаться такая смесь и пестрота убеждений, противоположных склонностей и направлений, высоких доблестей и низменных страстей, мучительных сомнений и колебаний… —